Два веса, две мерки [Due pesi due misure] - Лев Вершинин

— Знаешь, сейчас мне еще хуже, чем утром. А утром было хуже, чем вчера. И ты даже не удосужился позвонить, поинтересоваться, не легче ли мне!

Я пытаюсь вывернуться, изобразив полное отчаяние.

— Понимаешь, у меня выдался ужасный день. К тому же зверски разболелась голова…

— У тебя?! Разболелась?! — саркастически восклицает жена, переходя в контрнаступление. — Не смеши меня!

Моя жена, как, впрочем, и все жены, с трудом допускает мысль, что кто-то может себя чувствовать плохо, кроме нее. Когда меня положили в больницу с аппендицитом, она очень сомневалась, что меня и в самом деле будут оперировать. Должно быть, она полагала, что профессор Трекка вздумал перекинуться со мной на операционном столе в картишки. Только когда мне сняли швы, она, увидев шрам, убедилась, что меня действительно прооперировали — по ошибке, разумеется, поскольку никакой необходимости в хирургическом вмешательстве не было. Уж если у кого и есть аппендицит, да притом не какой-нибудь, а прямо-таки гангренозный, так только у нее, а на операцию она не соглашается лишь потому, что не хочет оставлять нас всех неухоженными и голодными.

Но вернемся к ее болезням, всегда таким неожиданным.

— У меня болит вот здесь. В левом запястье. Жжет, словно огнем, до самого локтя, да так, что отдает в ногу, а поскольку это боль невралгическая, от нее обостряется воспаление тройничного нерва, от которого почему-то вступает в поясницу. Я приняла таблетку ревматолина, чтобы снять боль в запястье, и таблетку антитройнина — от воспаления тройничного нерва, но эти препараты вызвали у меня ужасные рези в желудке. Тогда я сразу же приняла пару таблеток гастрохолла, которые сняли рези в желудке, но вызвали головную боль. Поскольку рука все еще болела, я приняла шесть капель пираневрина — и от мигрени, и от боли в руке. И знаешь, сразу стало легче, но поясницу все-таки не отпускало, и я выпила немного люмбагина. Боль в пояснице прошла, зато от люмбагина меня стало тошнить: он подействовал на печень. Я приняла две ложки противотошнина, пилюлю гепатохолина и три таблетки холецистолина. И вот теперь тошнота прошла, но от боли в ноге я просто с ума схожу!

— Прими тогда антиногин, — говорю я.

— Остришь, да? Антиногин!

— Разве такого лекарства не существует? Странно.

— Я приняла антиревматолин, но, пожалуй, лучше было бы заменить его артрозаном. Правда, на прошлой неделе мне хорошо помог ишатиколен, но…

У моей жены всегда найдется какое-нибудь «но», даже если она чувствует себя превосходно.

К счастью, у меня есть про запас средство, от которого у нее проходят все болезни. Достаточно мне сказать: «Да, тебе действительно плохо… А жаль! Я думал, мы пойдем сегодня в театр…» — чтобы немедленно свалился «железный обруч», целый день «сжимавший» ей голову. Минуты через две она говорит:

— Подумать только, антиболин совершенно снял жжение в локте. А после двух таблеток ринокса я чувствую, что у меня прекращается и насморк. Так. Что же теперь сделать, чтобы сбить температуру? Я думаю, будет достаточно двух таблеток антифибрина, правда? Знаешь что? Перед тем, как выйти из дому, я, пожалуй, выпью две ложки психанизола, и тогда рядом с тобой будет сидеть здоровая и веселая жена. Ах ты, мой бедненький! Я готова на любую жертву, лишь бы ты мог немного развлечься… Да, не забыть бы прихватить с собой клаустрофобол — на случай если нам достанутся места в ложе…

РЕЦЕПТ

Перевод Э. Двин.

Моя жена — прекрасная кулинарка. Особенно ей удается всякое печенье. Мне было бы вас искренно жаль, если бы вы не смогли воспользоваться хотя бы одним из ее рецептов. Поэтому я решил переписать для вас страничку из заветной тетрадки, хранящей тайну ее кулинарного искусства.

Итак, внимание!

«Приготовить глубокую сковородку. Выставить из кухни Дзету (Дзета — наша собака. — Прим. автора). Убрать со стола пластмассовые кубики Лоренцо. Смазать сковороду маслом. Перебрать и промыть изюм. Приготовить двести граммов крахмала. Вытащить руки Лоренцо из пакета с мукой. Подтереть пол в том месте, куда упал пакет с мукой. Позвонить соседке, живущей этажом выше, и спросить, не может ли она одолжить немного муки. Просеять муку через сито и отделить от нее автомобильчики Франко, валявшиеся на полу. Взять мисочку, в которой удобно взбивать яйца. Сказать Роберте, чтоб принесла из холодильника пару яиц. Взять самой два яйца из холодильника, предварительно подтерев пол в том месте, куда Роберта уронила первую пару. Крикнуть Франко, чтобы он подошел к телефону. То же самое крикнуть Роберте. Подойти к телефону самой. Соскрести с трубки муку и масло. Вернуться в кухню. Вытащить руки Лоренцо из мисочки, где смешаны мука и яйца. Помыть руки Лоренцо. Сказать Роберте, чтобы открыла дверь. То же самое сказать Франко. Пойти открыть дверь. Посоветовать Валентине пользоваться черным ходом — его открывать удобнее. Соскрести с дверной ручки муку и яйца. Вернуться в кухню. Вытряхнуть полкило соли из смазанной маслом сковороды. Отнять у Лоренцо пакет из-под соли. Сказать Валентине, чтобы не кормила Дзету — она и так уже наелась муки с яйцами. Взять еще два яйца и открыть новый пакет с мукой. Вытащить руки Лоренцо из мисочки с крахмалом. Отшлепать его. Постараться успокоить. Попросить у него прощения. Дать ему мисочку, полную крахмала, и стакан молока, пусть делает свой „куличик“. Взять смазанную маслом сковородку. Вынуть из нее автомобильчики Франко. Смазать маслом другую сковородку. Побежать за Робертой. Заставить ее положить на место кулек с изюмом. Поискать дрожжи. Позвонить бакалейщику и заказать дрожжи. Соскрести с телефонной трубки налипшее тесто. Вернуться в кухню. Убедиться, что все, что было на столе, лежит на полу, а Лоренцо обсыпан мукой с головы до ног. Уговорить Дзету слизать с пола хотя бы изюм. Собрать все остальное. Позвонить в кондитерскую и заказать торт. Принять таблетку от головной боли. Лечь в постель. Закатить сцену мужу, когда он вернется с работы».

ДОКТОР ПО ТЕЛЕФОНУ

Перевод Э. Двин.

Если у вас четверо детей и вы заботливые родители, то нечего жаловаться, когда в конце месяца счета от торговца фруктами и от аптекаря оказываются почти одинаковыми.

У нас дома, например, поглощается больше пенициллина, чем апельсинов. Мои дети умеют распознавать по первому же глотку любую микстуру от кашля. Мне кажется, они даже способны угадать год ее изготовления. Достаточно им понюхать таблетку, и они тут же сообщат вам, сколько и каких витаминов в ней содержится. Они переносят по две инъекции сразу: в одну половинку — химический препарат, в другую — витамин В. С пипеткой они манипулируют так, что ухитряются буквально на лету подхватывать по шесть капель каждой ноздрей. Да и лечение всякими аэрозолями для них самое обычное дело. Им сделано столько прививок против всяких болезней, требующих вакцинирования, что я не удивлюсь, если в один прекрасный день из чьего-нибудь носа вылезет несчастный, случайно уцелевший вирус и возопит: «Ради всех антител, скажите, в какую враждебную среду я попал?» А все потому, что у моих детей замечательный врач — профессор Эдгардо. Мы с профессором Эдгардо большие друзья, хотя в лицо его, можно сказать, почти не видели. Как и все нынешние доктора, он не любит обременять вас своими визитами. Физическому присутствию он предпочитает тщательное обследование по телефону.

Технический прогресс шагнул в наше время так далеко, что нам с каждым днем становится все труднее передвигаться по городу на большие расстояния. Врач, живущий на южной окраине Рима, скорее согласится съездить к больному в Неаполь — на это у него уйдет не больше двух часов, — чем тратить четыре часа на то, чтобы добраться к вам на противоположный конец города. Такого же мнения придерживается и профессор Эдгардо.

— Как было бы хорошо, если бы вы жили где-нибудь, скажем, в Гаэте, — говорит он, когда мы звоним ему по телефону и просим посмотреть нашего Лоренцино.

— Послушайте, профессор, — настаивает жена, — если вы выедете из дому в десять, то к нам попадете как раз к обеду… Если хотите, я могу устроить вам еще несколько визитов в нашем квартале…

Однако профессор Эдгардо непреклонен. Но раз уж мы непременно хотим, чтобы он осмотрел Лоренцо, ладно, так и быть, он сделает это… по телефону. Вот когда видеотелефон станет реальностью, он сможет заглянуть в горло Лоренцо сам, без нашего посредничества.

— Итак, что там у вашего мальчика? — спрашивает он первым делом.

— Очень странная вещь, профессор, — отвечает жена и начинает весьма подробно излагать свою точку зрения на поведение Лоренцо за последние двадцать четыре часа. Обычно ее впечатления имеют очень мало общего с истинным положением вещей.

— Постойте-ка, а температура у него какая? — прерывает ее профессор примерно через полчаса, когда ему наконец удается вставить слово в монолог матери.